Анатолий Равикович не хотел мелькать на экране, но все равно прославился
Анатолию Равиковичу на днях стукнуло 75. Заподозрить это, глядя на актера, невозможно. Он лихо водит машину, взахлеб курит, рассказывает анекдоты «с перчиком», заразительно смеется и строит рожи своим собеседникам. Легендарный Хоботов из «Покровских ворот» вступает в новый год с нетерпеливым ожиданием подарков судьбы. Впрочем, он считает, что все, что нужно, у него уже есть: крепкая семья, любимая работа и много воспоминаний, которые он выпустил в свет, написав книгу о себе.
– Вы из коммунистической семьи, но однажды сказали, что хотите отомстить советской власти. За что?
– За судьбу моих родственников. Мой отец был чернорабочим. Безграмотным человеком, жившим в маленьком местечке. Когда он познакомился с марксизмом, для него это стало делом жизни. Папа организовал первую в городе Глухове комсомольскую еврейскую ячейку. Он не хотел жениться на маме, потому что она была из мелкобуржуазной семьи. Уже спустя много лет я нашел у него записную книжку, на первой страничке был портрет юного Ленина, тщательно обрисованный от руки красивой рамкой. И надпись: «Записная книжка комсомольца Равиковича». Он был сумасшедшим фанатиком коммунизма! И кончил он после всех разочарований, после того, как его сняли с работы из-за национальности, после обыска 46 года, в полуподвальной однокомнатной квартире с маленьким приемником, на котором по ночам слушал «Голос Америки».
– Вы помните репрессии?
– К нам пришли с обыском, из-за того, что кто-то написал на отца анонимку. Я тогда учился в первом классе и до сих пор помню это унижение. Они постучали рано утром, когда все еще спали. У нас была одна комната на пять человек – вонь, грязь, нищета. Отец вышел в подштанниках, несвежих, заплатанных, и мне стало очень стыдно перед этими хорошо одетыми военными в галифе. Я видел смущение папы, и помню эту картину до сих пор.
– Вы тоже были активным комсомольцем?
– Я даже пошел с приятелем доносить на его отца. Другу показалось, что отец ворует, уж слишком хорошо они жили для того голодного времени. Мы вместе постучали в дверь партийной организации завода, и мой друг все свои подозрения рассказал. Ему пожали руку, похвалили. Два дня его не было в школе, потом он пришел с фингалом под глазом. Оказалось, отца вызвал секретарь партбюро и закричал: «Твой ублюдок нас всех посадит! Сделай что-нибудь!» Отец дал сыну по морде. Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха.
«Мама заложила папу по любви»
– В книге мемуаров вы писали, что мама папу закладывала?
– Мама закладывала папу по любви, она очень хотела выйти за него замуж, а не из политических соображений. На ней, кстати, драма нашей страны не отразилась. Сломала она только отца. Он прятал фото своих друзей, которых расстреляли. Замазывал их чернилами. «Если спросят, я скажу, что их не знаю. И понятия не имею, кто и что сделал с фото».
Тем не менее, чем дальше от советских времен я отдаляюсь, тем более привлекательным мне кажется коммунизм. Свобода, равенство, братство, справедливость. Это же написано и в Евангелии. Только марксизм подвел под общечеловеческую мечту экономическую и теоретическую базу. Но, увы, человек не может быть счастлив, когда у всех всего поровну. Пусть у всех по одному «Мерседесу», а у меня должно быть два!
– А у вас «Мерседесов» сколько?
– У меня нет ни одного. У нас хорошая машина, но она появилась на склоне лет. А начинали мы с женой с подержанной «шестерки». Количество предохранителей, которые я на ней поменял, зашкаливает. И лампочки в фарах перегорали через день. С «Жигулями» я долго возился. И когда мы купили первую иномарку, это было какое-то чудо. Мы ездили год и не заглядывали под капот. Очень смешная история была с моим вождением. С техникой я на «вы» был, когда права получил. И в первый же день без инструктора врезался в «Волгу» на перекрестке, на пустом месте. А из нее торчал штырь, который пробил радиатор. Звоню своему мастеру, все течет. «Она у тебя на ходу?» – спрашивает. «На ходу, да воды в радиаторе нет». – «А ты подливай по мере движения и поезжай ко мне на Поклонную гору». А я понятия не имел, где радиатор. Сел и поехал. Распутица, весна, грязный снег, машина начала дымиться. Я остановился и не знаю, что делать. Мимо едут люди, я стал голосовать. Кто-то остановился и попросил: «Открой капот, я посмотрю». А я не знаю, как капот открывается. Стою и глазами хлопаю, а признаться стыдно. «Сейчас, – говорю, – сейчас, что-то заедает». Водитель не выдержал и открыл капот сам. Это спасло меня от позора.
Сыграл Хоботова ради мяса
– Вас когда-то взяли в театр условно и сказали, что нужно доказывать, что вы артист. С какой роли вы почувствовали, что доказали это?
– Конкретной роли нет, конечно. Все это постепенно. Признание меня, как артиста, в труппе Театра имени Ленсовета произошло не сразу. А я очень завишу от мнения окружающих, несмотря на всю кажущуюся бойкость. Когда меня хвалят, я думаю про себя: «Хороший парень!» А когда ругают, начинаю терзаться и заниматься самоедством, считая, что актер я никакой. Так вот терзался я много времени и довел себя чуть ли не до нервного срыва.
– Но ведь вы были уже популярный актер. По «Покровским воротам» вас узнавали. Почему карьера в кино не пошла дальше? Не хотелось сыграть главную роль – скажем, героя-любовника?
– Да ничего мне не хотелось! Плевал я на это кино. Я всегда любил театр. Вот это настоящая работа. А снимался ради денег и для того, чтоб «светить» в магазине лицом. Пойдешь к мяснику, он тебя узнает и хорошего мяса дает. Я и сейчас пользуюсь этим. В больнице лежал, тоже узнавали по «Покровским воротам», и отношение было другое.
– А говорят, Хоботова своего вы не любите!
– Это был Хоботов Казакова, а не мой. Я все делал, как говорил режиссер, Казаков ведь диктатор. Да, пытался спорить из-за трактовки роли и получал по рукам, переживал, не спал ночами, жаловался жене Ирине. А она была тогда беременна и отвечала: «Мне бы твои проблемы!»
– А вы бы как Хоботова сыграли?
– Он бы боролся! Пусть не победил Маргариту Павловну, но и безропотным не был. Хотя, что я говорю? Казаков, конечно, прав. Ведь фильм до сих пор имеет огромный успех, значит, он знал лучше.
– До меня дошли слухи, что вы снова снимаетесь. Это правда?
– В прошлом году я снялся в сериале, который благополучно исчез. Про Дом ветеранов кино. Говно редкостное! Нагнали стариков: и Джигарханян, и Семина, и Конюхова, и Иванова Людмила. Из Латвии привезли Лилиту Озолиня, у нас с ней роман по сценарию. Я играл «свою» роль – актера по фамилии Шапиро. А в этом году я снялся у Юлия Гусмана в фильме про Гражданскую войну. И фамилия моя была снова... Шапиро. Правда, там я уже директор цирка. Видимо, других фамилий для меня нет (смеется). Это продолжение картины «Не бойся, я с тобой».
«Мазуркевич меня не бросила»
– В чем секрет вашего семейного счастья?
– Не знаю. Когда я женился, добрые люди говорили: «Ну, года три вы проживете вместе, а потом Мазуркевич тебя бросит». А я думал: «Ну и пусть три года, зато мои!» А в итоге наш союз продержался больше 30 лет.
– Кто в семье главный?
– Мы меняемся. Сейчас вот Ира очень сильно занята, она выпускает спектакль в антрепризе. Я на хозяйстве, готовлю, с собакой вожусь. Позавчера гуляш вкусный сделал, вчера жареную картошку с куриной грудкой. Я умею фаршированную рыбу готовить, балую домашних. Ира у меня все переняла, она сама прекрасно кулинарит, когда есть время.
– Вы с женой всегда работаете вместе, в одном театре: не устаете друг от друга?
– Наоборот, по-другому невозможно. Театр – это большая часть жизни, и если работать в разных местах, значит, почти не видеться. Что это за семья, если видеться только за завтраком и ужином? Другие так могут, а мы – нет.
– Муж вы преданный, а какой дедушка?
– У меня трое внуков. Я люблю их, но стараюсь не видеться каждый день. Боюсь, что они ко мне привяжутся, жить мне осталось мало, а для детей мой уход будет травмой. Когда провожу время с младшим, Матвеем, читаю ему сказки и пою с ним еврейские веселые песенки. Он парень сообразительный. Но книгу почему-то пытается перелистывать, нажимая на кнопку воображаемого пульта.
– Вы человек взрослый, но актеры всегда остаются детьми. Какие озорные поступки сейчас можете себе позволить?
– На самом деде я чувствую себя очень старым. Недавно лежал в больнице и в редкие часы, когда у меня ничего не болело, пел сам для себя. На итальянском языке, которого на самом деле не знаю. Что вы думаете? Мне аплодировали? Смотрели, как на придурка. И говорили: «Ему в могилу, а он поет».
– Вы написали мемуары, и хорошим слогом. Не хотите попробовать за художественную книгу сесть?
– Пробовал. Но я жутко ленивый. У меня есть «Больничные рассказы»: написал половину и бросил. Я не писатель, я не могу придумать свой особый мир. И потом: зачем себя мучить? Жизнь коротка, лучше наслаждаться каждым днем.
Автор – Наталья Черных
Источник – МК. 28.12.2011
Все материалы раздела «Публикации»